Из дневника моего дедушки, участника Великой Отечественной Войны.

Все воспоминания

Прошла неделя без изменений, мы как будто никому более не были нужны. Тогда мы с Митей Л. решили съездить домой пока все утресётся с нами. Опыт у нас был как ехать без пропуска и билета, но без курьезов не обошлось. Ездили на пассажирских поездах, но войти в них без документов было невозможно. На перроне было много милиции, и в гражданской одежде. Мы делали так, на станции не торчали, а уходили по ходу поезда подальше от милиции. И вот, когда поезд трогался, проезжал перрон, мы догоняли его и цеплялись. В вагон зайти было невозможно, поэтому залазили на крышу. Когда поезд подходил к большой станции, мы не доезжали опять до перрона. Соскакивали, так как  нас могли забрать в милицию.

И вот, когда мы ехали в последний раз, дело было ночью, мы зацепились за трубы и уснули на крыше вагона. Когда подъехали к станции Белореченская, там как правило милиция проверяла все. И вот, я слышу мне кричат: «А ну вставай! Иш куда забрался!» Я кубарем скатился на землю, там меня схватил полицейский и отвёл в отделение. Через какое-то время привели и Митю. Хотя у нас не было документов, форма всегда выручала. Да и врать мы умели, отпустили.

Когда приехали в станицу, увидели уже солдат которые отступали. Ходили слухи, что немцы высадили десант в городе Армавир. Дома тоже дела были неважно, брата Ваню направили по распределению в Башкирию в город Благовещенск. Андрюшу забрали в армию. Из писем мы знали, что он учился в каком-то училише, вроде на десантника.

Встретил своих друзей. С Настей дружба перешла в близкие отношения, я уже не был робким мальчиком, и она это чувствовала. На радость наша была недолгой. 

Отступали наши передовые части. Возвращаться мне в ремесленное не было смысла. Когда посоветовались дома, решили, что мы с отцом уедем в лес, где находится завод на котором отец работает. Так мы и сделали, забрали корову, кое-какие вещи и пришли на завод. Завод уже не работал, но рабочие там ещё были. К тому же там много жило семей, и были эвакуированные евреи. Здесь я повстречал сашу Ш., с которым сидел за одной партой в школе. Здесь работал его отец, пас коров. И жизнь закрутилась, здесь было много девочек, которые работали на заводе. Всех ребят забрали на фронт. Здесь я познакомился с Марией из станицы Севастопольская, правда она была старше меня года на три, но была очень красивой, небольшого роста. Впоследствии я часто её вспоминал. 

Мужики решили послать меня в станицу как в разведку, узнать что там творится. Я пошёл. Только захожу на свою улицу, раздался выстрел из пушки, я аж пригнулся. Для меня это было впервые. Стояла страшная тишина. Не было видно людей, только стреляли пушки.

Когда я пришел домой мама плакала, сказала, что немцы в станице. Прибежал друг Петро, стал рассказывать, что все магазины растащили. А немцы, говорит, похожи на русских, и никого не убивают. Я, говорит, уже бегал трофеи собирать.

Но мне надо было возвращаться на завод, там меня ждали. Когда пришел, стал расспрашивать отец, я сказал, что немцев не видел, но говорят, что никого из гражданских не убивают. На этом нужно было и закончить разговор. Но, как я уже ни раз говорил, отец не был предусмотрительным, хотя и служил в армии. Женщины спрашивали у него о новостях из станицы, он и ответил, что никого не убивают. А здесь были солдаты, которые до этого говорили, что немцы всех расстреливают. И вот они возьми и скажи, мол так и так, кому же верить? Тут сразу забрали отца, сделали допрос и повёл его часовой к скирдам. Тут отец почувствовал неладное, думает вот мне и крышка, расстреляют. Но прошло время, никто не приходил, тогда солдат решил оставить отца, чтобы узнать где все. Тут отец дал дёру! А могло быть куда лучше если бы держал язык за зубами. Зачем было болтать с бабами? Ведь знал, что сейчас военное время. А болтовня — для врага находка. 

Эта местность называлась Волья гора. Здесь были сады и всякие угодья. Я приспособился с Сашей пасти коров. Как-то в саду мы встретили солдат, но они были без оружия. Видимо отбились от части. Один солдат стал просить меня, чтобы я ему отдал свою фуфайку, а он мне взамен шинель. Я сперва не хотел, но потом поменялся. 

Здесь бродило много лошадей, хозяев не было. И мы с Сашкой выбрали себе лошадей для верховой езды. 

Через некоторое время на завод нагрянул немецкий карательный отряд. Забрали всех евреев, и старых, и малых, и отвезли километра на три. Расстреляли всех до единого, даже не пожалели детей. Когда нам сказали, то мы туда ездили. Это была жуткая картина! Их поставили на краю обрыва и стреляли, они падали и катились на дно ямы. Я сам спускался и вниз и видел это зрелище. 

А потом пришла очередь и за нами. Приехал карательный отряд на завод. В отряде было примерно человек 50 русских изменщиков, которые служили у немцев. Был у них командир, тоже русский, но видать старый царский офицер. Немцев было в отряде человека три. Кто жил на заводе, всех забрали, в том числе и нас с отцом. Погрузили на подводы, окружили охраной, и погнали. Там стояла лошадь, которую они выпрягли, потому что она выбилась из сил. Я решился при них сесть на неё верхом, меня никто не заругал, и я ехал за бричками верхом. Ехать нужно было до станицы километров 15, ехали очень медленно, по-видимому боялись партизан. Впереди ехал дозор, тоже по бокам и сзади. Когда подъехали к станице, все подтянулись, постояли и уже поскакали рысью. Но моя лошадь рысью не бежала, я стал отставать незаметно, на меня не обращали внимания. Когда они повернули в переулок, мне этого и надо было, я стал лошадь хлестать и скрылся из виду.