Из дневника моего дедушки, участника Великой Отечественной Войны.
Очнулся я ночью. Вижу, большая палатка, посреди горит железная печка, довольно большая. Я очень замёрз, поэтому встал с носилок и пошёл погреться. На ногах я держался плохо, когда подошел к печке, свалился на неё и обжёгся. Мне стало плохо, я решил лечь обратно, но своих носилок уже не видел. Поэтому прилёг на раненого, который стонал и был без сознания. Больше я ничего не помню.
Вторично я пришел в сознание, когда нас везли в открытой машине. Это был, по-видимому, американский Стьюдебейкер. Шофёр гнал очень быстро. Мне было очень холодно, болела голова. Я не знал куда положить голову, в кузове сопровождающего не было. Раненые стонали и кричали, в том числе и я. Я опять потерял сознание.

В этот раз я пришел в себя когда меня раздевали. Поверх одежды был белый халат, под ним шуба, под шубой солдатская гимнастёрка, а под нее я надел хороший гражданский трофейный костюм. В карманах были трофейные часы, штуки три. Я был очень слаб и сразу потерял сознание.
Теперь я очнулся от страшной боли. Открыл глаза. Вижу, кругом стоят врачи в белых халатах. Потом нагнулся мужчина к моей голове, что-то сделал, череп затрещал. Я потерял сознание.
Послеоперационное состояние было очень тяжелое. Ребята, которые были в сознании, и с которыми потом пришлось лежать в одной палате, говорили, что я много раз вставал, метался. Я же помню, как хотел выйти во двор, но в коридоре упал. Была ночь, санитар спал. Когда я свалился, он подскочил ко мне и стал ругаться. Но я опять потерял сознание. В последствии я узнал, что был в безнадёжном состоянии, и меня перевели в палату, где все были без сознания. Не помню сколько прошло дней, но по истории болезни первая запись появилась 18 января. Итак, я лежал в палате смертников.
Однажды, я просто проснулся, как просыпается человек обычно. В окно светило яркое солнце, боли никакой не чувствовалось. Только голова была вся перевязана, это хоть и мешало, но боли не было. Всё время я мысленно возвращался в то время, когда меня ранило. Мысли уже не путались, я соображал нормально. Но с речью что-то было не в порядке. Лежал я на двухъярусной кровати вверху. Внизу лежал какой-то раненый тоже. В палате было тихо, все или спали, или были без сознания, тяжело было понять. Нас здесь было человек 25-30. Вижу, сидит солдат за столом, по-видимому санитар. Принесли кушать. Меня заметили, что я лупаю глазами, и принесли тоже поесть. Я с жадностью набросился на еду, был очень голодный. Съел одну порцию, помолчал, мне принёс солдат ещё. Со временем я немного привык к своему новому положению. Я понял, что в палате почти все лежат без сознания, и у всех головные ранения. Один раненый много разговаривал, и почти как нормальный, но через несколько дней умер. У него, когда перевязывали, половина мозгов вылезла. Интересно, почему он ещё жил?

Рядом со мной, внизу, лежал офицер, он в сознание так и не пришел. Каждый день в нашей палате кто-то умирал, а то и два человека. Через стенку слышно было как разговаривают раненые, я весь их разговор понимал. Они были легкораненые. Как-то утром пришел на обход хирург в звании майора, поставил стул и поднялся ко мне. Смотрит на меня, улыбается. Говорит: «Ну, солдат, ты теперь будешь жить!» Не помню как я отнёсся тогда к сказанному, но запомнил эти слова на всю жизнь. Эти благородные люди спасли меня! Приходили на обход двое, оба были майоры. Им было лет по 35, оба симпатичные и душевные. Конечно, опыт у них был огромный. Ведь таких как я через их руки прошли сотни, а может и тысячи.
Прошло уже много времени, но я всегда с душевной теплотой вспоминаю тех людей, которые спасли мою жизнь. Что может быть нужнее и благороднее, чем труд врача! Сейчас много передач по телевидению о Великой Отечественной Войне. Но, мне кажется, мало передают о тех людях, которые спасали нам жизнь. Их надо особо выделять.